Валикова Светлана

Ð?стория о прачке-иностранке 

08.12.

Только сто лет прошло с тех пор. Тогда выросли за несколько лет маленькие деревни на Рейне и Руре в крупные города.

Люди прибывали издалека, чтобы найти работу в рудниках и на металлургических заводах, иметь хлеб. Многие из них были выходцами из далёких стран, прежде всего из Ð?талии и Польши. Они понимали плохо немецкий язык, и им было очень трудно прижиться в чужой стране. Были мужчины сильные, молодые и здоровые, то они скоро находили место. Хотя они и работали по двенадцать, иногда даже по шестнадцать, часов в день, зарплаты едва хватало на жизнь. Квартир было мало, стоили дорого. Если нужно было вызвать врача, то это стоило больших денег. Если вдруг отец заболевал, он терял работу, и нужда скоро стучалась в дверь. Для рабочих, немцев ли, иностранцев ли, тогда было трудное время.

Семье Петривалли, прибывшей три  тому назад из Бари Южной Ð?талии пришлось особенно туго. В одно со шквальным ветром ноябрьское утро Нанни Петривалли натянул пониже на лицо кепку, пристегнул покрепче под рукой кожаную сумку с завтраком и обедом в жестяной ёмкости и отправился на завод. Его дети, три девочки, старшей уже десять, ещё спали. Анна Петривалли только что поставила на огонь чайник и готовила завтрак. Тут принесли домой её мужа, всего в крови и без сознания. Ветер сорвал с крыши черепицу, и она попала Нанни Петривалли в висок. Четырнадцать дней ему пришлось лежать в больнице. Хоть рана и быстро зажила, но Нанни стал странным, только неполными, почти непонятными предложениями, и казалось, как говорили, он потерял рассудок. Больничные расходы сожрали всё то, что Петривалли до этого отложили в чулок. Осталось совсем немного.

Хоть Анна Петривалли и работала прачкой в разных местах, но несколько марок не хватало то на одно, то на другое. «Ð•ÑÐ»Ð¸ бы я смогла наскрести хотя бы столько, чтобы хватило на обратный путь домой», — поделилась она со своей соседкой, которая смотрела из окна с противоположной стороны узкой улочки. — «Ð¢Ð¾Ð³Ð´Ð° моим детям не пришлось бы расти дикарями, и Нанни мог бы сидеть на солнышке перед домом на ступенях или, может быть, пойти подручным к пастухам в горах. С животными у него всегда хорошо получалось».  «Ð откуда ты, Анна, родом?» — спросила соседка.    «Ð?з Бари», — сказала Анна Петривалли. Ð? она затосковала по прекрасному городу на Средиземном море, по чистому синему небу и по людям, говорящим на её родном языке.  «Ð‘ари», — сказала она. — «Ð‘ари знаменит».  «ÐÐ¸ÐºÐ¾Ð³Ð´Ð° не слышала что-нибудь о нём. А название города вообще незнакомо», 0 язвительно рассмеялась соседка. — «ÐŸÐ¾Ð¶Ð°Ð»ÑƒÐ¹, недалеко от известности гнезда».  «Ð¢Ñ‹ никогда не  о Святом Николае?» — возмущённо воскликнула Анна.  «ÐžÑ‚чего же? Конечно, я слышала о Святом Николае. Каждый год мы празднуем этот вечер. Дети очень радуются этому».  «Ð¡Ð²ÑÑ‚ой Николай погребён в Бари.  Он покровитель города», — сказала Анна, и ей вспомнилась великолепная часовня в золоте и белом мраморе. От воспоминания взгрустнулось.  «Ð’от пусть он тебе и помогает, твой Святой Николай», — засмеялась соседка и захлопнула окно.

В этот день стирала Анна у Баумейеров. Туда она ходила охотно. Хоть за весь рабочий день, как и везде, платили только три марки, зато госпожа Баумейер дарила ей иногда одежду, которая была её детям. Ð?ногда передавала через кухарку девочкам Петривалли что-нибудь из еды. Баумейерам это не было убытком, так как им принадлежала большая пивоварня в городе. Анне Петривалли любая помощь была кстати. В этот день после полудня Анна стирала бельё и пела своим глубоким альтом. Всегда, когда нападала тоска по родине, она начинала петь, печальные итальянские песни. Напевала их вполголоса, среди паров и испарений, а иногда и громко, прямо кричала их в сырые стены.

Клаус Баумейер, маленький бледный мальчик, около десяти лет, пробирался тогда каждый раз к дому садовника до лестницы, где были в прачечный день широко открыты люки, чтобы клубы горячего пара могли выходить из подвала, где стиралось. Мальчик неподвижно стоял и увлечённо прислушивался к звукам, пока Анне хватало дыхания для пения или пока мать не звала его в дом.  «Ð¢Ñ‹ хороший мальчик», — сказала Анна, когда порыв ветра сдунул на миг из подвала насыщенный парами воздух, и она увидела у лестницы мальчика. Ð? в этот день госпожа Баумейер увидела сына у лестницы в подвал и хотела увести его в дом. Ð? хотя он надел пальто, дважды обернул шею голубым шерстяным шарфом и натянул свою шапочку с кисточкой на уши, госпожа Баумейер боялась, так как первые декабрьские дни были сырыми и холодными, что её душечка у входа в подвал со сквозняками мог подхватить насморк. Она побежала через сад к подвалу дома садовника, как вдруг резкий ветер принёс поток дождя со снегом. Со своим ребёнком Клаусом ей пришлось укрыться в подвале.

Анна Петривалли ничего не слышала и не видела. Бельё кипятилось в выварке, вода булькала и шипела, крышка хлопала. Но весь этот шум заглушала Анна своим пением стенам, и короткие строфы постоянно заканчивались громким восклицанием, почти криком: «Ð¡Ð²ÑÑ‚ой Николай! Святой Николай!» Тут в низком подвале так ужасно загрохотало, что Клаус воспринял это со страхом и ухватился за мать. «Ð”обрый день, госпожа Петривалли», — сказала госпожа Баумейер. Пение оборвалось. Анна вздрогнула. Хотела извиниться.  «ÐÐµ нужно извиняться», — успокоила её госпожа Баумейер. — «Ð§Ñ‚о это была за песня, такая печальная, что Вы только что пели?» Анна Петривалли, прачка, и Виола Баумейер, жена владельца пивоварни, в первый раз разговорились.

Анна рассказала о своём Нанни и его несчастье, о своих заботах, о Бари и Святом Николае, к которому она и взывала о помощи, так как она не знает, кого ещё просить. Госпожа Баумейер не произнесла почти ни одного слова. Её тронула судьба женщины, которая уже свыше года один раз в неделю стирала у них бельё и о которой она до этого ничего не знала, кроме того, что у неё несколько маленьких детей и что она обладает необыкновенно глубоким альтом. Снег давно прошёл, когда госпожа Баумейер уходила от прачки, взяв своего душечку на руки и,попрощавшись,сказала: «ÐÐ½Ð½Ð°, я не знаю, поможет ли Вам Святой Николай. Но я подумаю, как мы сами это сможем сделать». Анна была в этот вечер, как на облаках. В кармане у неё были обычные три марки, в руках горшок с горячим супом, что дала ей кухарка, закутав его в одеяло. Но не из-за супа для детей радовалась Анна. Больше всего возбудило в ней чрезмерные надежды последнее предложение госпожи Баумейер.  «Ð¯ подумаю, я подумаю», — напевала Анна. Ни один бы человек не подумал, глядя на её лёгкие шаги, что за спиной был десятичасовой день прачки.

Но дни проходили, и она ничего не слышала, что из этих «Ñ подумаю» получилось. Может быть, госпожа Баумейер из-за пред-рождественских забот забыла о прачке, так как, наконец, Анна была не единственным человеком в нужде. Но душечка, маленький Клаус, не переставал спрашивать обо всём том, что он услышал в подвале для стирки.

Так наступило 5 декабря. Баумейеры в этот день, сколько себя помнили, всегда приглашали родственников. Пришли Кюпперы, которые владели большими мукомольными заводами, и Даниели, которым принадлежало двенадцать мощных судов на Рейне. Даже бабушку с дедушкой не пугала дальняя поездка, чтобы день Святого Николая провести с детьми и внуками. Гвоздём торжества был приход Святого Николая, облачённого в великолепное одеяние епископа, который вытаскивал из подарки и ждал от каждого ребёнка исполнения притчи или стиха. Как и в последние годы, играл Святого Николая дядя Кюппер, так как у него был самый красивый бас.

Всё шло обычным чередом, пока не было прочитано из большой книги имя Клауса. Вместо того, чтобы продекламировать что-то, Клаус — такого ещё никогда не было у Баумейеров — Клаус «ÑÐ²ÑÑ‚ому» задал вопрос: «Ð¢Ñ‹ знаешь Петривалли?» От волнения мальчик даже охрип. На лице «ÑÐ²ÑÑ‚Ð¾Ð³Ð¾» появилось беспомощное выражение, но огромная, белая, кудрявая борода скрыла его смущение. «ÐŸÐµÑ‚ривалли?» — спросил он неуверенно.  «Ð”а, они же из Бари, где твоё захоронение. Ты должен их знать!» Госпожа Баумейер поспешила к поставленному в затруднительное положение «ÑÐ²ÑÑ‚Ð¾Ð¼Ñƒ» на помощь, сказала: «Ð¡Ð²ÑÑ‚ой Николай, душечка, придёт во все семьи, где есть дети». Но этим Клаус не удовлетворился. «Ð¡Ð²ÑÑ‚ой Николай» меж тем оправился и листал в своей книге. «Ð”а, малыш, само собой разумеется, я знаю Петривалли из моего города Бари. Но я не найду так быстро в моей книге их имена. Может быть, ты скажешь мне, что я о них должен знать. Тебя дети Петривалли обругали или побили?»  «ÐÐµÑ‚, нет!» —  возразил Клаус. Ð? потом рассказал всё, что услышал в прачечной, даже иногда копировал курьёзный немецкий Анны.

Давно мёртвая тишина установилась у празднично убранной ёлки. Наконец, мальчик умолк. «Ð¯ тоже хочу рассказать тебе историю», — ответил ему «ÑÐ²ÑÑ‚ой Николай». — Когда я ещё был епископом в Мире, тогда жили в хижине на окраине города три девушки, бедные и одинокие. Я об этом узнал, собрал у своих знакомых денег и пошёл ночью к маленькому домику. Девушки постирали свои чулки и развесили на верёвке в окне. Я всунул в каждый чулок золотые. Девушки хорошо распорядились деньгами. Они открыли в городе небольшую лавку. С этого они могли жить. Так и повелось, что и сейчас дети вывешивают свои чулки вечером или выставляют за дверь обувь, потому что надеятся, что Святой Николай им туда что-то положит».

«Ð как ты хочешь помочь Петривалли?» — спросил мальчик.  «Ð¯» — опешил «ÐÐ¸ÐºÐ¾Ð»Ð°Ð¹». — «Ð ты разве сам не Святой Николай? Ð? разве я вам недостаточно часто демонстрировал, как можно помогать?»  Едва «ÑÐ²ÑÑ‚Ð¾Ð¹ Николай! вышел от Баумейеров, мальчик притащил из своей комнаты белую фарфоровую копилку и разбил её перед всеми родственниками одним ударом молотка. Бабушка и дедушка, тётя Кюппер и дядя Даниель, даже господин Баумейер и его жена тоже добавили от себя, и на столе поблескивали золотые монеты. Меж тем возвратился в комнату дядя Кюппер. Он сидел тихо и задумчиво в кругу родных.

Когда уже детей отправили в постель, и господин Баумейер распорядился принести из погреба вина хорошей выдержки, сказал, подтрунивая, дедушка своему зятю: «Ð¥Ð¾Ñ€Ð¾ÑˆÐ¾ же тебя малыш Клаус вогнал в пот, а?» Неожиданно резко господин Кюппер ответил: «ÐšÐ»Ð°ÑƒÑ показал нам всем наше настоящее лицо. Он помог Петривалли. Семья сможет уехать в Бари и, возможно, останется ещё денег, чтобы у госпожи Петривалли был на её родине хороший старт. Но ведь есть много таких Петривалли. Очень много. Ð? мы все должны себя спросить, должно ли так оставаться».

Долго, до самой ночи шли жаркие споры на тему, которая до этого у Баумейеров всегда замалчивалась, разговоры о голоде и нужде, бедности и справедливости. Рассказывают, что в эту ночь немного потрясло город Бари. Земля сотрясалась столько, что люди сказали: «Ð¡Ð²ÑÑ‚ой Николай повернулся в своём гробу». От радости, понятно.

Die Geschichte von der auslaendischen Arbeiterin

Автор: Вилли Фэрманн (Willi Faehrmann)

Перевод: Валикова С.Ð?.